Частная жизнь

Во время родительского собрания я ждал, когда, наконец, похвалят Егора за выдающиеся способности. Дождался… Список тяжких преступлений впечатлял. На время я даже забыл, что сам творил в 5-м классе. Забыл, как директора дразнили «козлом», как окно разбил в кабинете английского, как тройки на пятерки исправлял в табеле, как «зажимали» девочек в раздевалке (впрочем, это уже в шестом).

В девять вечера я звонил в квартиру. Услышал голос Егора, он крикнул «Подожди!», послышался какой-то странный шорох… Наконец, дверь отворилась. Сделав шаг в прихожую, я замер. На полу, прямо под ногами, были прикреплены два листка бумаги…

На книжной полке несколько лет лежали сделанные Егоркой фигурки из пластилина. Осьминог с синими щупальцами, желтый инопланетянин, российский трехполосный флаг и танк Т-34. Мальчишка когда-то слепил их, пока я занимался делами и мне было не до него. Лежали и лежали.

Тут взбрело мне в голову перенести часть книг в застекленный шкаф и освободить полку для новых. Заодно убрать в коробку несколько металлических и керамических фигурок, привезенных из разных стран. Повертел в руках пластилиновые и подумал, а зачем мне хранить их? Только пыль собирают. И смял. В один цветной комок. Оставил на подоконнике и забыл.

Я опять занимался своими делами, а Егор ходил по квартире. Маялся без компьютера. Вдруг увидел в его руках этот пластилин. Он повертел его и спросил, почему-то не глядя мне в глаза: «Папа… А зачем ты мои фигурки смял?» Стало стыдно. Так стыдно, что я не знал, что ответить. Врать не хотелось и я просто промолчал…
Мальчишка еще не знает, что взрослые способны легко смять в грязный комок чужие надежды, труд, тепло души, подаренные им. Просто потому, что они собирают пыль на полке.

В воскресенье повел Егорку в храм. Договорились заранее и отступать от плана я был не намерен. Когда стали спускаться по лестнице, мальчик начал прихрамывать и на улице стал приволакивать ногу. Страдание было написано на челе этого двоечника. На всякий случай, я не стал уточнять причину, чтобы не ужаснуться. Доехали до монастыря, вошли в церковь. Егор опустился на скамью и стал горько смотреть по сторонам.
Когда дело пошло к окончанию службы, мальчик как-то вдруг заерзал, встал, сделал несколько шагов, причем с каждым последующим хромота становилась менее заметной, подошел ко мне и вскользь так поинтересовался:
– Папа, так я сейчас гулять пойду?
– Что ты, сынок! А нога? Ты же болен! Тебе немедленно надо ложиться в постель, а я буду читать тебе Пушкина вслух! До позднего вечера!
Егор изменился в лице. Вдруг он высоко подпрыгнул и со стуком опустился на обе ноги. Я притворно вскрикнул:
– Егор! Что с тобой? Неужели ты здоров!?
– Ага!
– Это же чудо!
– Ну да, пап, мы же в церкви. Так что вот… аллилуйя. Ну, я пойду теперь гулять?

Свой день рождения провел я в Подмосковье, в усадьбе Абрамцево. Друзья поздравляли по телефону. Вечером позвонил сын.

– Папа?
– Да, сыночка…
– Папа, поздравляю тебя с днем рождения! (Пауза). Желаю здоровья… Ммм… Желаю успехов в воспитании! Ээээ… Меня!

По интонации папа понял, что пожелание трудновыполнимое. И сын это знает.

Встретил меня в аэропорту Толмачёво корпоративный водила на сером Мицубиси Лансер. Не люблю таких: челюсть рыбья, худосочный и в глаза не смотрит. Сразу на «ты», как будто мы с ним сто лет знакомы. Ехать до поселка Узнезя от Новосибирска семь-восемь часов по Чуйскому тракту. Я может и не рискнул бы переться из Петербурга в такую даль, но как узнал, что будем проезжать Сростки, согласился. В Сростах родился и провел детство Василий Макарович Шукшин. Один из самых любимых мной человеков на земле. Даже сына назвал в память о нем именем главного героя «Калины красной». Давно мечтал побывать у него на Алтае.
Водителя звали Юрий Иванович. Рассказал я ему про желание мое, когда поехали. В машине шансон играл, может он и не расслышал.
В Новосибирске осень была редкой по красоте, солнечной. Только сейчас первые холодные ночи пришли и лист опадать стал. Поглядел я в окошко и заснул. Проснулся, когда въезжали в село. Ни гор тебе, ни скал, ни оврагов. Иначе представлял я родину писателя. Село большое, у тракта сгрудились деревянные палатки с товаром: мед, сало, чай с пирогами. Русский человек жесток в торговле. Цену ставит сразу такую, чтобы и детям и внукам на пропитание хватило.
Спрашиваю у торговок, как к памятнику проехать знаменитому, где Василий Макарыч сидит и на Катунь смотрит? Да недалеко тут, за поворотом налево и потом в горку. Выпили по чаю, сели в машину. Я говорю: «Юрий Иваныч, покажите Шукшина, пожалуйста». А он мне: «Вон, смотри!» И на вывеску шалмана указывает. А там, рядом с дурацким названием, вроде «Прицел» или «Пристрел», фотография писателя с которой памятник лили. Я опешил, говорю, что нам бы к самому памятнику подъехать…. Нет, говорит, не знаю где это, да и нечего там особо смотреть. Ехать надо!
Так и покатили дальше. В Горно-Алтайске понял я причину. Ждал водителя приятель, которому пакет передать надо было. Спешил Юрий Иванович. И когда назад ехали, так торопился домой, что разбудил меня ни свет, ни заря и проскочили мы Сростки затемно. А я потом три часа болтался по залам аэропорта.
У Василия Макаровича есть два героя. Один – чудик – из тех, над кем смеются, но ими, как якорями мир спасается. И другой тип – хитрована, который все под себя гребет и чудиков за их нежность сердечную и доброту ко всякой твари презирает.
Так что вот, Василий Макарович... Не перевелись хитрованы эти. По-прежнему поганят землю.

Егор нашел сто рублей. Купюра валялась на обочине, востроглазый заметил её и сунул в карман. Мысленно я прикинул: чипсы – 2 шт., пепси – 2 шт. И ведь не скажешь, дай сюда, нечего здоровье портить. По мужским правилам кто нашел, тот и решает.
Спустя час зашли в храм. Я поставил несколько свечей и направился к двери. На выходе оглянулся, где мой сын? Егор стоял у ящика для сбора пожертвований и складывал сторублевку пополам. Я увидел это случайно. Бумажка полетела в ящик, Егор повернулся и увидел меня. Чуть смутился и, перекрестившись, вышел на улицу.
Правильный мужичок.

Часто я думаю, что люди не понимают друг друга не в какой-то определенной ситуации, а вообще. Тотальное непонимание. Ведь понять смысл другого, значит не просто услышать его слова и правильно их интерпретировать, необходимо проникнуть в глубину другой личности, потому что даже слова не отражают верно то, что мы сами хотим сказать. В человеке много пластов, они, наслаиваясь друг на друга, создают уникальность, охватить которую нам не под силу, но если не охватить, то как понять? Невозможно. Значит, мы питаемся лишь собственными представлениями о том, что хотел сообщить другой. Кто имеет глаза, способные видеть целое? Каким уникальным жизненным и духовным опытом надо для этого обладать? Непонимание сегодня – в век коммуникаций, становится ключевой проблемой общества и создает пространство для фантастических манипуляций. Кроме того, оно порождает огромное количество мини-трагедий в частных взаимоотношениях.
Стремится ли современный человек к преодолению этого барьера? Думаю, что нет. Информационная среда создает комфорт для одиночества. Зачем мне другой? Утром мы встаем и первым движением жмем на клавишу компьютера, потом включается музыка, потом начинает работать телевизор. Весь день может пройти в замкнутом круге собственных положительных или отрицательных переживаний.
Несколько дней назад я увидел картинку, которая шокировала меня. После работы решил заехать к ребенку. Войдя во двор, увидел компанию ребят, среди которых был мой сын. Ничего подобного в моем детстве не было, а если и было, то называли мы это словом «бойкот». Четверо пацанов сидели на скамейке отвернувшись друг от друга. Каждый занимался чем-то своим. Мой Егор, играя, нажимал клавиши телефона, его приятели слушали в наушниках музыку. Все сидели молча. Это друзья. Это образ коммуникации сегодняшнего дня. Парадокс, но с развитием социальных сетей мы, приобретя по сотне другой друзей, стали не ближе, а гораздо дальше друг от друга. Понимание в контакте растворилось совсем. Там ведь нас нет. Там есть образы, создаваемые нами. Даже самый искренний статус не более чем игра. «Контакт» – место для флирта несуществующих особей, «Контакт» – место для путешествий одиночек, которым уже не нужна реальность. Развитие современных коммуникаций не развивает, а убивает последнюю возможность человека понять окружающий мир и населяющих его людей.
Любовь – единственный шанс человека выйти из замкнутого круга. Но любовь – это подвиг, это труд на преодоление себя. А зачем? Нажми утром клавишу и песенка о любви будет сопровождать тебя в тихом покое непонятого и непонимающего путешественника.
И разве кто-то поймет этот текст? Разве хоть один человек на земле сможет сказать, откуда он во мне и зачем? Что говорят эти слова на самом деле? Даже я сам не знаю этого.))

В гостинице Рэдиссон САС Роял на Невском проходил лекторский семинар, организованный шведским концерном ASTRA TECH. Собрались светила в области имплантации и стоматологии. Я был приглашен в качестве эксперта по подготовке к публичным выступлениям.
С утра лил дождь. У входа в отель я так неловко закрыл зонт, что он сломался. Отлетела какая-то пимпочка и теперь его можно было открыть, но нельзя зафиксировать в закрытом состоянии, только если связать лентой, что я и сделал, понимая, что после обеда мне бежать в офис и купить новый я просто не успею.
Рабочая сессия прошла успешно и мы вместе с участниками и организаторами прошли в обеденный зал. Ели вкусно и быстро. Я опаздывал и от десерта отказался. Подхватил свою бразильскую сумку, взял лежавший рядом зонт и вышел на Невский.
Светило солнце. «И зачем я буду таскать сломанный зонтик?» – подумал я. Черный, завернутый в чехольчик изящный предмет полетел в урну. Приятно расставаться с прошлым.
В офисе открыл сумку. На дне лежал зонт. Черный, обвязанный ленточкой…
Если хозяин пропажи прочитает эту заметку, пусть напишет мне письмо. Я покажу ту самую урну.))

Опасно быть успешным. Мягкость шелковых простыней, копна рыжих волос рядом, приятный уют дорогой обуви, мягкие рубашки и свобода выпить чашечку кофе в Риге или Неаполе – дарят ощущение ежедневной морской свежести. В небе всегда синева, в воздухе прохлада, в желтых полях – теплота.

Но подожди немного… В один, никаким календарем не обозначенный день, падают несколько слов в карман, и сыпется всё как лента из костяшек домино на столике в мужской бане.

Валится на бок стена, день не меняет ночь, зелень стекла на полу и мысли – тюремные клячи, волочат свою поклажу: мы ничего не хотим, нам ничего не надо, терпение наша суть, уныние наша отрада.

И вот когда уже все, и воздух уже ушел, и глаза неоткрыть-неприкрыть, и сигарету не докурить, и вот тогда где-то тихонько заиграет музыка. Почти не слышно. И первая капля запутается шерсти на щеке. И дрогнет огонек лампадки. Пора вставать. Пора прощать. Пора любить.

В предвечернее время, когда солнце медленно опускается к вершинам гор на западе и нежно прощается с морем, я захожу в соленую воду, ныряю и плыву под водой. Солнце остается за спиной и поэтому моя огромная тень скользит по песчаному дну, опережая меня на пару метров. Мы плывем с тенью вместе, одинаково взмахивая руками. Это главное наслаждение лета. Тело стремительное, как серебристая рыба. И мы вдвоем.