27 выпуск

Зачем оратору слушатели? Высказываться, путаясь в словах и мыслях, удобнее наедине с собой. Потом, совершенно неизвестно, что они – слушатели, могут на самом деле о тебе думать… Вот рассказываешь историю (разумеется – захватывающую), а она, что сидит слева, вертит и вертит свой мобильник. Так и хочется крикнуть: «Тебе что, неинтересно?». Хорошо, конечно, когда аплодируют… А когда глаза прячут, стараясь побыстрей выскользнуть из зала, тогда – каково? Что же это за напасть такая – говорить перед всеми?

Теория и практика красноречия

Есть две проблемы в обучении публичному выступлению, на которые обращаешь особое внимание: наша общая привычка к монологу перед слушателями и неизвестно откуда взявшаяся страсть к упрощению, примитивизации всех процессов.
Поясню свою мысль.
На протяжении долгого времени публичная речь была не способом изменения реальности, а средством отчетности и оправдания.
- Иванов! Завтра выступишь с отчетом о проделанной работе!
- Ну почему я? За что?
- Кто-то должен!
На следующий день Иванов долго и нудно читает написанный за ночь доклад, нисколько не беспокоясь о степени внимания своей малочисленной аудитории.
Отношение к речи, как повинности, которую стоит отбывать, не вовлекая в это наказание товарищей, глубоко укоренилось в нашем сознании.
Что в результате? 90% выступлений представляют собой монолог, обращенный не к аудитории – она может спокойно выйти вон, а к себе или к потолку, или - к полу. Слушатель не нужен по определению. Главное – научиться красиво произносить слова. Человек готовится, придумывает текст, выходит за трибуну или на площадку для выступлений и…, аудитория рассматривает его ботинки, галстук, делает предположения по поводу личных пристрастий, в конце концов, отвлекается на собственные размышления. А он, не обращая внимания на поведение своих слушателей, играет роль из французской пьесы времен театра представления.
Где же тот крепкий канат, который должен связать намертво говорящего и слушающих? В чем же смысл процесса публичного выступления, как не в совместном переживании изменений.

Цель говорящего, по мысли Одоевского, - «пробуждать в другом его собственное внутреннее слово». Идея оратора – это смерть в слушателях ради возникновения нового. Здесь нет и не может быть стены между первым и вторыми. Единство ритма, дыхания, чувств и мыслей – вот результат настоящей работы, которая возможна только в диалоге со слушателем.
Первое, чему необходимо учиться – умению устанавливать с аудиторией искренний контакт. И он не в «сканировании» зала глазами или «вовлечении» аудитории в передвигание стульев из ряда в ряд. Он в искреннем желании изменить реальность: убедить, заразить верой, чувством, волей. Если такое желание есть, то путь к его осуществлению будет найден. Обязательно возникнет диалог, в котором слушатель станет равным собеседником, пусть и формально молчащим.

Теперь об упрощении. Кажется, Мераб Мамардашвили сказал, что антропологический кризис 20 века – это стремление к примитивности.
Заманчивая притягательность простоты и ложное ощущение того, что её легко достичь. Дайте нам побыстрее навыков – простых и понятных. Мы хотим легко раскрепоститься, потом быстро научиться владеть вниманием аудитории и, в конечном итоге, убеждать без проблем любого слушателя.
Где корни этого явления? Быть может в обильно издаваемой литературе по публичным выступлениям? Прочтешь такую книжку и подумаешь: «А что нам стоит дом построить? Нарисовал и живи!».
Система быстрого воспитания навыков вообще кажется мне очень подозрительной. Можно, конечно, натаскать на любой вид деятельности, но ведь жизненная ситуация никогда не повторяется дважды, а это значит, что приобретенный навык (как примитивный технический прием) обязательно даст сбой.
Овладеть методом, конечно, сложнее, но метод – это инструмент, а навык – обманка. Метод можно применять в любой ситуации. Он позволяет сохранять гибкость. Для публичного выступления этот метод – метод словесного действия. А навык – это как в книжке одного американского спеца: «выходя на сцену, не забудьте широко улыбнуться и представить себе всех слушателей голыми. Это поможет избавиться от страха». Я представил. Меня охватил тихий ужас…

Вот такое ночное размышление, после очередного занятия. Если я не прав – пишите, аргументируйте!

Из истории красноречия

Отрывок из «Избранных жизнеописаний» Плутарха.

«В то время как судно Цицерона подходило на веслах к берегу, навстречу ему налетела, каркая, поднявшая¬ся с храма стая воронов. Рассевшись по обеим сторо¬нам реки, одни из них продолжали каркать, другие клевали крепления снастей, и это показалось всем дурным предзнаменованием. Итак, Цицерон сошел на берег и, войдя в свою виллу, прилег отдохнуть. Множество воронов сели на окно, издавая громкие крики, а один из них, слетев на постель, стал понем¬ногу стаскивать с лица Цицерона плащ, которым он укрылся. А рабы, видя это, с укором спрашивали се¬бя, неужели будут они ждать, пока не станут свиде¬телями убийства их господина и не защитят его, тог¬да как животные оказывают ему помощь и заботятся о нем в незаслуженном им несчастии. Действуя то просьбами, то понуждением, они понесли его в носил¬ках. В это же время явились убийцы, центури¬он Геренний и военный трибун Попиллий, которого Цицерон некогда защищал в процессе по обвинению его в отцеубийстве; были при них и слуги. Найдя две¬ри запертыми, они взломали их. Цицерона на месте не оказалось, да и люди, находившиеся в доме, ут¬верждали, что не видели его. Тогда, говорят, некий юноша, вольноотпущенник Квинта, брата Цицерона, по имени Филолог, воспитанный Цицероном в заня¬тиях литературой и наукам, указал трибуну на лю¬дей с носилками, по густо обсаженным, тенистым до¬рожкам направлявшихся к морю. Трибун, взяв с со¬бою несколько человек, побежал вокруг сада к выхо¬ду; Цицерон же, увидев бегущего по дорожкам Геренния, приказал рабам поставить носилки тут же, а сам, взявшись по своей привычке левой рукой за подбородок, упорно смотрел на убийц; его запу¬щенный вид, отросшие волосы и изможденное от забот лицо внушали сожаление, так что почти все присутствовавшие закрыли свои лица в то время как его убивал Геренний. Он выставил шею из носилок и был зарезан. Умер он на шестьдесят четвертом го¬ду от рождения. Затем Геренний, следуя приказу Антония, отрубил Цицерону голову и руки, которыми он написал «Филиппики»: Цицерон сам назвал свои речи против Антония «Филиппиками»; «Филиппиками» они называются и поныне».

Техника красноречия

Мы с помощником решили поиграть в игру, которая тренирует рассредоточенное внимание, речевую находчивость. В общем – те качества, что так необходимы оратору. Это нам лишь показалось, что будет легко. Взмокли через три минуты.

Нужен мячик, которым Вы перебрасываетесь с партнером в заданном ритме. Небольшой и легко берущийся в ладонь. Встаньте друг против друга на расстоянии полутора-двух метров.
Первый, кто кидает мячик, называет любое существительное в именительном падеже. Тот, кто ло¬вит мячик, мгновенно добавляет подходящий по смыслу глагол:
— Облако... плывет!.. Костер... разгорается!..
Это простое на первый взгляд упражнение выпол¬няется без труда лишь в сравнительно медленном рит¬ме. Только хорошо оттренированное рабочее рассредоточенное внимание позволит мобилизовать механизмы переключения, и тогда упражнение можно будет вести побыстрее.